«… Самозабвенное помешательство друг на друге — не доказательство силы любви, а лишь свидетельство безмерности предшествовавшего ей одиночества»
Эрих Фромм, «Искусство любить»
К сожалению, Фромм здесь очень точен. «Помешательство друг на друге» вообще ничего не говорит о силе любви, а лишь показывает, насколько мы голодными и замерзшими были в тот момент, когда встретили вот этого человека, ради которого теперь всё позабыли.
И, кстати, это отчасти объясняет, почему большинству нетренированных людей одиночество вредит. (Оно не вредит, пожалуй, только монахам и отшельникам, ведущим очень осознанный образ жизни — но те, хоть и живут уединённо, но на самом деле вовсе не одиноки).
Даже если мы прекрасно (вроде бы прекрасно) можем выдерживать одиночество и не жалуемся на него, настоящее одиночество очень сбивает способность к различению собственных чувств.
И потом, позже, когда у привыкшего к голодной диете одиночества человека появляется «кто-то» — он воспринимает это как возможность вылить на этого «кого-то» весь накопившийся океан чувств.
В такой момент мы просто теряем себя. И думаем, что это любовь. Потому что ну что же ещё это может быть, если есть такое сумасшедшее притяжение? Если такая страсть? Если дышать невозможно от нежности?
А на самом деле это, к сожалению, совсем не обязательно любовь. Это может быть просто опасная интоксикация, которая «живёт три года» и очень, очень портит шанс на настоящую глубокую любовь.
Когда тонущего человека пытаются спасти, он хватается за спасателя и оба могут утонуть. Человек, долго терпевший недобровольное одиночество, похож на утопающего, который уже наглотался воды и бессознательно цепляется за что угодно мёртвой хваткой. Он не виноват в этом — он просто не может иначе.
Настоящая любовь не хватается за другого. Она не делает нас безумными и тем более ревнивыми — а, наоборот, удивительным образом превращает даже вроде бы не очень умного человека в мудрое и очень терпеливое существо.
Любовь — она ведь «не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается и никогда не перестаёт». Ни через три года не перестаёт, ни позже.
Но сколько людей, дошедших до этой границы в «рубежных три года» и почувствовавших, что гормональный шторм поутих и их перестала бить электрическая дрожь, просто собрали свои вещички и побежали снова искать «кого-то» — так и не дав своей любви шанса.
Очень это грустно, на самом-то деле.
В одной из сказок Андерсена император выбирал, что лучше — механический соловей, украшенный драгоценными камнями, или живая и невзрачная птица, живущая в саду.
